Когда в очередном фантастическом романе Сергея Лукьяненко, в котором описывается альтернативный Земле нашего времени компактный по населению, довольно бедный и суровый, патриархальный «жюль-верновский» (сравнение из книги) мир, то обсуждается возможность бегства в этот мир с нашей планеты. Среди причин исхода из развитых стран – коррупции, экологических бедствии, войн и кризисов, преступности и прочих бед, называется «толерантность»… Я сразу задал себе вопрос: подача популярным автором терпимости как социального зла первого ранга – это ещё одна капля яда в души, ещё один обойный гвоздик в креп, покрывающий гроб русской гуманистической традиции, или попытка найти ключик к сердцу тех, кого уже убедили, что надо показать всем этим меньшинствам их место. Возможно, не слишком задумываясь, как бы выглядел современный западный мир, если бы в нём сохранялась нетерпимость на уровне 20-30 годов.
Если немного отвлечься в сторону, то упоминание Жюля Верна в этом контексте логично. Как известно, он рьяный французский патриот, в отличие от другого известнейшего французского писателя Эмиля Золя, поддерживал клеветническое обвинения в отношении капитана Дрейфуса. Дело было в убеждении, что настоящий патриот всегда должен поддерживать армию. А также патриотическую общественность и патриотический суд. Безо всякой там толерантности. Стоит напомнить, каким крахом для консервативных и католических кругов Франции завершилось дело Дрейфуса. Дело завершилось полным отделением церкви от государства, а аристократии – от командования армией и влияния на общественное мнение. Свою скромную лепту в этот коллапс французского национал-патриотизма внёс и последовательный борец с толерастами, всемирно прославленный писатель-фантаст Жюль Верн.
Но вернемся в наши дни. Не очень внимательно, но я стараюсь отслеживать наиболее яркие антитолерастские выступления кумиров праволиберальных умов. Типа Юлии Латыниной и Михаила Веллера. Повышая свою читательскую, скажем так, «капитализацию» (это уже иной градус популярности) в протестных кругах резкой критикой коррупции и разложения государства в условиях путинизма, они с заставляющей себя уважать настойчивостью, раз за разом проповедуют принципиально антидемократические взгляды. Особенно меня поразили – недавний совет Веллера применять в борьбе с терроризмом метод коллективного наказания (вроде мы сними, как и они с нами – вот, дескать, единственный успешный метод, хотя все помнят, насколько результативны были уничтожения «партизанских деревень») и его приравнивание гей-активизма к фашизму. В последнем случае была даже поддержка гомофобии путинского режима, как наименьшего зла – перед лицом «гомофашизма». Аргументация Веллера проста и легко предсказуема – падение морали угрожает цивилизации, а однополая любовь бьёт по демографии противостоящих варварству западный стран. Спорить с доводами Веллера скучно. Как общеизвестно, Греческая, Римская, Арабская, Китайская и Японская цивилизации шли от победы к победе в условиях самой шокирующей современного европейца институализированной педофилии. Как и Московское царство при Иване Третьем. Никакими полицейскими репрессиями гея делать детей заставить нельзя (можно принудить к заключению фиктивного брака), а легализация однополых браков увеличивает число семей, усыновляющих детдомовцев.
Только для дикарско-фашистских мозгов участь мальчика, которого насилуют старшие в интернате, а затем – и более отмороженные юные уголовники (у бывшего детдомовца вероятность попасть в колонию уже полвека составляет порядка 50%), завидней, чем участь ребёнка, озабоченного тем, что его интеллигентная семья – это два папы или две мамы.
На фоне этого пещерного уровня инициативы Юлии Латыниной по ограничению избирательных прав малоимущих, инициативы – в т.ч. Михаила Прохорова – по отмене национальных республик в составе РосФедерации, или превращению этих республик в заповедники, откуда затруднён выход на остальную территорию, смотрятся даже почти цивилизованно.
Но у меня простой вопрос, как в старом анекдоте про поиск логики: а зачем эти идеи с таким упорством вносятся в либерально-оппозиционные массы? Идеологи приводимых выше праворадикальных рецептов всё-таки должны считаться с возможностью их реализации. Очевидно, что правоконсервативный путинизм на реализацию этих, слишком революционных инициатив не решится никогда.
Сменит путинизм либо «народный» режим в результате победы протестного движения, либо силовая хунта.
Демократический режим, конечно, можно будет раскачать на гомофобию, но на лишение гражданских прав половины своей социальной базы, – это вряд ли. Хунта тоже будет скорее грешить популизмом, чем элитизмом. Путинизм – это вообще, видимо, последний период в отечественной истории с таким демонстративным доминированием элит и их клановых интересов. Вышвыривая демократию в дверь, диктатуры часто смиряются с её возращением в окно, и стараются не идти открыто против интересов многочисленных социальных групп. Поэтому и от демократии, и от хунты законодательной дискриминации бедняков и сегрегации мусульман и кавказцев ждать бесполезно. Силовые хунты, как правило, предпочитают «плебисцитарную демократию», когда всеобщее голосование становится публичным ритуалом изъявления лояльности и как бы подтверждением личной унии с диктатором.
Правой буржуазной диктатуры модернизации столыпинского или пиночетовского типа в России ждать бесполезно. Ещё 18 лет назад, когда в солидно-буржуазной среде жадно мечтали о превращении Ельцина в Пиночета и, например, на Ирину Хакамаду, замутившую свой избирательный блок, подозрительно косились коллеги по «Круглому столу бизнес России» (кому нужны эти выборы вообще!) мне приходилось печатно убеждать в идиотизме таких планов. Пробуржуазный полицейский режим, писал я, бывает только в странах, где силовики рекрутируются из сословия свободных собственников: младшие дети олигархов – элитарные офицерские училища, младшие дети мелкой буржуазии – в полицейские и сержантские школы, и напротив, отставные вояки и полицейские чины мечтают открыть своё дело, купить ферму, автомастерскую, открыть кабачок… В странах с «феодальным» отношением к буржуазной собственности, силовики, получив власть, не ограниченную ни судом, ни парламентом, просто начинают захватывать собственность или создавать свой монопольный бизнес. И вместо класса рьяных защитников «священной частной собственности», мы получаем «опричников», грабящих и обкладывающих предпринимателей данью.
Поэтому предлагать оппозиционно настроенным либералам мечтать о «диктатуре среднего класса» – это просто сознательно раскалывать протестное движение, обрубать ему все возможности для расширения социальной базы.
То же самое относится к антикавказским и антимусульманским проектам. Их провозглашение лишь толкает миллионы человек в сторону путинизма – как наименьшего зла. А ведь эти люди не меньше устали от бесправия и бедности, чем жители «ядерной России». Но им не только не протягивают руку – их осыпают оскорблениями и угрозами лишить даже того копеечного набора прав, которые им подарили за отказ «брать суверенитета, сколько унесёте...»
Если бы я был параноиком и сторонником теории заговора, я бы решил, что призывы из правооппозиционного лагеря дискриминировать бедняков, геев и мусульман – результат блестящей «операции прикрытия», тонко проведённая руками своей агентуры влияния идеологическая диверсия Кремля. Но я убеждён, что секрет вовсе не в этом. Просто желание пропагандировать свои экзотические взгляды – и этим раскалывать оппозицию – у некоторых пересиливает желание сменить еженедельно поносимый режим.
Им просто очень хочется жить в альтернативном мире, где по волшебству власть реализует любимые идеологом концепции. Очень-очень хочется. И плевать на остальное.
Это модель поведения растлителя. Он старательно обхаживает подростка. И его похоть сильнее всего – и осознания последствий от удара по психике для объекта его вожделения; и понимания почти неизбежного разоблачения, потери репутации, превращения в жертву шантажа, да и просто – ареста, бесславного суда и очень горькой участи во время отсидки. Поэтому, скорее всего, внушая протестному движению, скажем мягко, фашизоидные идеи, его растлевают не из стремления оседлать, прорваться на его волне к власти и богатству, а так сказать, бескорыстно – из любви к искусству. Не думая, что этим ежедневно его губят.